- Я считаю, что любовь бывает, - сказал он наконец. – Но так редко, что не стоит придираться к тем, кто её испытывает.
День 21
"Билет до Геи" Mister_KeyОни все пятеро пришли. В каюте и так тесно было, а тут — только-только им сесть. А мне уже некуда почти. Тут меня как осенило, я посередине встал и раздеваться начал. Они же меня, кроме дока, и не видели голым ни разу. Вроде бы что там снимать — комбинезон стянуть, в школе при отбое десять секунд давалось, а тут будто руки чужие. И ноги. И смотреть только в пол получалось. А их взгляды я на себе как руки ощущал.
Первым капитан был. Пробу снимал. Дождался, пока я одежку стяну, к себе поманил. Я бы и с места не стронулся, но сзади кто-то меня подпихнул, и хоть вентиляция и пахала, как бешеная, а сразу жарко стало. И между ног тоже. Как-то так он по ноге меня погладил, себе на колени посадил, за затылок взял, а ручища такая, что пальцами шевельнет — башка отвалится.
— Не бойся, — говорит, — для начала ртом, обвыкнешься, парни потерпят денек. Я научу. Звереныш.
— Я Аша, — говорю, и пытаюсь сообразить, где у него мундир расстегивается. Он понял, сам потянулся, ткань разъехалась от горла до паха, под ней все гладкое, с серебром, волос нет нигде, и торчит чуть не в потолок. Мне с предплечье будет.
— Аша будешь, когда долетим, — и на плечо мне нажимает. Я коленками в матрас надувной уперся, чудище это перед лицом закачалось. Головка с мой кулак, блин, розовая, блестит вся. Капитан мне ею по губам провел туда-сюда, ничего, терпимо, запах только странный. Я рот раскрыл, у самого в животе как шарик катается, сводит все. И спиной чувствую, как они на меня смотрят.
— Мастеркласс, — бормочет кто-то, я рот и раскрыл. Закрыть уже не вышло, мне капитан как вдвинул — соленое, живое, не дай бог царапнешь, башку оборвут, и язык во рту уже не помещается.
— Лижи, — говорит, и за ушком меня гладит. Да какого беса, думаю, делать — так хорошо. Небось после тройной смены куски побольше в рот совал, а сосать уметь надо, альтернатива такая, что аж задница поджимается и ноет жалобно. Очень энтузиазма добавляет, кстати говоря: через пять минут я уже освоился, языком общупал все, на что слюны хватило, целиком это в себя взять не вышло бы при всем желании, но хоть половину. Рукой еще помог, ну и капитан тоже статуей сидел недолго. Как понял, что я умирать и задыхаться не собираюсь, так и принялся понемножку на себя надвигать, у меня даже глаза на лоб полезли.
— Не части, спокойней, — командует. Ничего, я раздышался, стал делать, как он говорит, тяжело, но терпимо. На пределе. А их не один капитан, а еще сзади сопят многозначительно. И главное — я сосу, стараюсь, а у него голос как был ровный, так и остался. Обидно даже. Я по дырочке языком провел, тут капитан надо мной и зарычал. И по щеке меня погладил лапищей своей.
— Сейчас, — говорит, мелкими толчками мне в рот все глубже, я уже думаю — дырку в башке проколотит сквозную. Нет, обошлось. Дернулся так, соленое горьким стало, потекло, я чуть не захлебнулся, назад попытался, но хрен там, капитан меня не зря за загривок хватал. Или глотай, или выкашливай потом.
Отпустил он меня только когда последние капли выдавил, облизать-почистить заставил, по губам пальцем провел, собрал, втолкнул в рот.
— Как для первого раза — лучше, чем ожидал, — сказал, поднялся, даже не шатнуло его. Зато меня шатало, еле на коленках стоял. — Осторожно тут, до смерти не заебите.
И ушел. А ко мне Тань придвинулся, у него поменьше, но тоже ничего так, насквозь продырявить не заржавеет. И мокрый уже на конце, это же они все смотрели. Я с капитаном пока учился, остальные очереди ждали, ну и понятно, на взводе уже и так. Потому мне легче было, считай, повезло. Я с каждым из них словно знакомился, у братцев и там одинаковое все, их я обоих сразу. Они все пополам делили, так мне потом док рассказал, а в тот вечер — Тань мучить не стал, это потом я выяснил, что он часами может, а тут пожалел. Вложил в рот, второй раз уже легче пошло, приноровился, только челюсть ноет и по подбородку слюна течет. Молча в рот выеб, от меня только и надо было, что зубы спрятать и не противиться, остальное он считай что сам сделал. И за капитаном понесся, так что братцев я обрабатывал под пробный запуск двигателей. Ревет он, холера, коробка вся ходуном. Или это у меня уже тряслось все. Братики как придвинулись, огладили везде, один соски мне сжал, второй за волосы потянул, шею лизнул. И оба пристроились, перед лицом два одинаковых, будто я брюквицы треснул и теперь задвоилось все.
— По очереди, — говорит один, головкой мне в губы. — Меня, потом его. Потом опять меня. Руками тоже.
Вот это тяжело было. Только успевай языком туда-сюда, в рот обоих взять — проще застрелиться, но парни не настаивали, тоже жалели. И капитан же приказал. Под конец я обоих руками взял, дрочу, языком делаю как сказано, они оба хором и кончили, в лицо прямо, в волосы попало тоже, я еле утерся, а их уже след простыл — старт, все дела, я один с доктором и остался. А ему куда торопиться?
— С боевым крещением, — говорит. — Иди сюда, лемуреныш.
Я и пошел. Губы вытер, они как чужие — онемели. А он все смотрит, взглядом облапал всего.
— Ну, — спрашивает, — как тебе показалось? Тяжело?
Я только кивнул и начал его из комбеза выпутывать. Там, оказывается, потянуть так надо, и ткань расходится, он показал. Сидит, жмурится, кот несытый.
— Тяжело, — чистую правду говорю, — но легче, чем дальше будет.
И в пах ему целюсь, уже отстреляться да пойти помыться. Вранье это было про еду, вот спать, это да. Я сам удивился, вроде и времени всего ничего прошло, и не камни таскал, а устал ужасно, глаза слипались. Док меня по волосам погладил, в морду заглянул.
— Погоди с этим, — вроде как запретил, а у самого торчит до подбородка. — Я трахаться с душой люблю.
И ведь не соврал. И любил, и с душой. И пока все мозги не выебет, не успокоится. Вот и мечтать глупо, а как бы хорошо было, если б сейчас дверь открыл и вытащил меня отсюда…
На колени меня посадил, погладил всего, целоваться полез. Я в сперме чужой, но ему она не мешала, а вроде как наоборот. Все слизал, вроде всего-то целует, а такое чувство, будто уже трахает, да не просто напряг скинуть, а чтобы я из кожи вылез и сам напрягся. Что значит опыт и язык без костей, меня даже трясти стало, я в плечи ему вцепился, подбородок лизнул. Док смеется.
— Еще так, умница моя.
Да не проблема, еще так еще. И пахнет от него медицинским запахом таким, холодно и заводит, и кадык, если зубами хватанешь, смешно так дергается. И глаза док щурит. И руками лезет во все места. Я до него и не знал, что спина — такое место подлое, и если потрогают, то все, пиши пропало, лужей растекаюсь, делайте что хотите, только чешите дальше. Док и чесал, я точно что в звереныша обернулся, аж стонал и ногами дергал. Ногам тоже досталось потом, кстати. Их доктор по косточкам от пальцев до задницы разобрал и на место поставил, так мне показалось. Извращенец чертов.
— Доктор Ро, — неловко, страх, — вроде это я вас ублажать должен?
Намекаю типа, что когда мне шкаф под два с лихуем метра коленки щупает, да все выше подбирается, я нервничаю немного.
— Лемуреееееныш, — тянет блаженно, и глупое сделал. Наклонился и живот мне лижет. Меня аж передернуло всего от смеха и щекотки, и то и другое дурацкое донельзя, глупость — а приятно, и странно, прямо из кожи выпрыгнул бы и со стыда сгорел. — Тебе со мной часто придется, привыкай, как мне нравится.
— Привыкну, — обещаю, ладошкой ему по груди провел и за член взялся. Щурится. Док, не член. Хотя и док хуй тот еще. С винтом. Облапал он меня и дал, наконец, в рот, я сам уже тянулся, не терпелось так, и у самого такое творится… выспался же, пожрать дали, впятером вытрахали, я только о том и думал, что док уйдет, я подрочу хоть по свободе. А он мне то даст, то отнимет, блестящий такой, по губам поводит, снова даст, как леденцом дразнит. Потом уже и отнимать перестал, я работаю, дышать успеваю через раз, попробовал весь забрать, подавился, чуть не задохнулся.
— Надгортанник расслабь, — говорит док. Я на него глаза выпучил. Я даже слов таких не знал. До него дошло, засмеялся. — Горло. Расслабь, не тычь себе в заднюю стенку глотки, а осторожно по корню языка веди вниз, понял?
Ни хрена я не понял, методом тыка приноровился, идею опробовал. Ничего, и вправду так легче, не тошнит, озноб не колотит. И док стонет, я испугался даже, громкий он, а уж несет такое, уши в трубку.
— Губки сладкие, — бормочет. — Работай, золотко мое, сделай дяде Ро приятное. Вот так, да, бери поглубже, да… проглотишь сейчас, проглотишь же?
Блядь, а куда деваться? Я замычал, мол, будьте спокойны, доктор Ро, условия контракта не стерлись из моей юной памяти. Он и кончил от этого, затрясся весь, таким матом завернул, я не запомнил даже. И за волосы, я даже привыкать стал, что полоски мои им покою не дают.
— Лапушка ты моя, — вот же ж слова какие знает, остальные молчком больше, а этот чуть ли не пуськой пушистой обзывается, — лежи, отдыхай, подрочи только, чтоб я видел.
У меня чуть не упало все. Кровь в лицо бросилась потому что. Одно дело когда ты кому-то делаешь, работа и все такое. А себе… это свое и личное вообще-то.
Но пришлось. Я на матрас откинулся, ноги расставил, глаза закрыл и любимое представил: блондинку такую охеренную, сиськи размера шестого, и она между ними берет, губки накрашенные такие, подсмотрел однажды в порнушке, мы с парнями в самоволку ходили в город, отец Бранни на говно потом изошел, но девочка в голове застряла прочно. А тут никак. Обидно даже. Ну губки. Ну сиськи. Скучища. Когда попробуешь вживую, тетки всякие как-то в убедительности теряют. Прямо даже думается невольно — а ей-то каково? О чем в процессе думает? Чтоб поскорее кончили, денег дали и покурить.
— Никак? — вздыхает док. И рядом улегся, к себе повернул, — Ничего, мелкий, это от избытка впечатлений. Глаза не закрывай.
И впялился в меня, ладонью накрыл, повел. И меня за этой рукой повело, какие уж там блондинки, рука сильная, твердая, кожа мягкая, прохладная, пальцы все-все умеют, док еще большой облизал и подушечкой по головке кругами, меня заколотило всего. И в глаза смотрит, а я не его вижу, а всех их пятерых. Пять билетов до Геи, блин. И капитан с его этим чудовищем, и братики, и Тань этот себе на уме, и я сам не заметил, как стонать начал и башкой по подушке мотать, а док меня прихватил, ногой мою ногу прижал, и все дрочит, мастер ручной работы, мне учиться и учиться, на кой фиг я им сдался, когда такой в команде есть?
Тут я и кончил. Док мне на живот все это дело вылил, втер, в губы чмокнул и отбыл, довольный, как слон. На пороге только оглянулся.
"Билет до Геи" Mister_KeyОни все пятеро пришли. В каюте и так тесно было, а тут — только-только им сесть. А мне уже некуда почти. Тут меня как осенило, я посередине встал и раздеваться начал. Они же меня, кроме дока, и не видели голым ни разу. Вроде бы что там снимать — комбинезон стянуть, в школе при отбое десять секунд давалось, а тут будто руки чужие. И ноги. И смотреть только в пол получалось. А их взгляды я на себе как руки ощущал.
Первым капитан был. Пробу снимал. Дождался, пока я одежку стяну, к себе поманил. Я бы и с места не стронулся, но сзади кто-то меня подпихнул, и хоть вентиляция и пахала, как бешеная, а сразу жарко стало. И между ног тоже. Как-то так он по ноге меня погладил, себе на колени посадил, за затылок взял, а ручища такая, что пальцами шевельнет — башка отвалится.
— Не бойся, — говорит, — для начала ртом, обвыкнешься, парни потерпят денек. Я научу. Звереныш.
— Я Аша, — говорю, и пытаюсь сообразить, где у него мундир расстегивается. Он понял, сам потянулся, ткань разъехалась от горла до паха, под ней все гладкое, с серебром, волос нет нигде, и торчит чуть не в потолок. Мне с предплечье будет.
— Аша будешь, когда долетим, — и на плечо мне нажимает. Я коленками в матрас надувной уперся, чудище это перед лицом закачалось. Головка с мой кулак, блин, розовая, блестит вся. Капитан мне ею по губам провел туда-сюда, ничего, терпимо, запах только странный. Я рот раскрыл, у самого в животе как шарик катается, сводит все. И спиной чувствую, как они на меня смотрят.
— Мастеркласс, — бормочет кто-то, я рот и раскрыл. Закрыть уже не вышло, мне капитан как вдвинул — соленое, живое, не дай бог царапнешь, башку оборвут, и язык во рту уже не помещается.
— Лижи, — говорит, и за ушком меня гладит. Да какого беса, думаю, делать — так хорошо. Небось после тройной смены куски побольше в рот совал, а сосать уметь надо, альтернатива такая, что аж задница поджимается и ноет жалобно. Очень энтузиазма добавляет, кстати говоря: через пять минут я уже освоился, языком общупал все, на что слюны хватило, целиком это в себя взять не вышло бы при всем желании, но хоть половину. Рукой еще помог, ну и капитан тоже статуей сидел недолго. Как понял, что я умирать и задыхаться не собираюсь, так и принялся понемножку на себя надвигать, у меня даже глаза на лоб полезли.
— Не части, спокойней, — командует. Ничего, я раздышался, стал делать, как он говорит, тяжело, но терпимо. На пределе. А их не один капитан, а еще сзади сопят многозначительно. И главное — я сосу, стараюсь, а у него голос как был ровный, так и остался. Обидно даже. Я по дырочке языком провел, тут капитан надо мной и зарычал. И по щеке меня погладил лапищей своей.
— Сейчас, — говорит, мелкими толчками мне в рот все глубже, я уже думаю — дырку в башке проколотит сквозную. Нет, обошлось. Дернулся так, соленое горьким стало, потекло, я чуть не захлебнулся, назад попытался, но хрен там, капитан меня не зря за загривок хватал. Или глотай, или выкашливай потом.
Отпустил он меня только когда последние капли выдавил, облизать-почистить заставил, по губам пальцем провел, собрал, втолкнул в рот.
— Как для первого раза — лучше, чем ожидал, — сказал, поднялся, даже не шатнуло его. Зато меня шатало, еле на коленках стоял. — Осторожно тут, до смерти не заебите.
И ушел. А ко мне Тань придвинулся, у него поменьше, но тоже ничего так, насквозь продырявить не заржавеет. И мокрый уже на конце, это же они все смотрели. Я с капитаном пока учился, остальные очереди ждали, ну и понятно, на взводе уже и так. Потому мне легче было, считай, повезло. Я с каждым из них словно знакомился, у братцев и там одинаковое все, их я обоих сразу. Они все пополам делили, так мне потом док рассказал, а в тот вечер — Тань мучить не стал, это потом я выяснил, что он часами может, а тут пожалел. Вложил в рот, второй раз уже легче пошло, приноровился, только челюсть ноет и по подбородку слюна течет. Молча в рот выеб, от меня только и надо было, что зубы спрятать и не противиться, остальное он считай что сам сделал. И за капитаном понесся, так что братцев я обрабатывал под пробный запуск двигателей. Ревет он, холера, коробка вся ходуном. Или это у меня уже тряслось все. Братики как придвинулись, огладили везде, один соски мне сжал, второй за волосы потянул, шею лизнул. И оба пристроились, перед лицом два одинаковых, будто я брюквицы треснул и теперь задвоилось все.
— По очереди, — говорит один, головкой мне в губы. — Меня, потом его. Потом опять меня. Руками тоже.
Вот это тяжело было. Только успевай языком туда-сюда, в рот обоих взять — проще застрелиться, но парни не настаивали, тоже жалели. И капитан же приказал. Под конец я обоих руками взял, дрочу, языком делаю как сказано, они оба хором и кончили, в лицо прямо, в волосы попало тоже, я еле утерся, а их уже след простыл — старт, все дела, я один с доктором и остался. А ему куда торопиться?
— С боевым крещением, — говорит. — Иди сюда, лемуреныш.
Я и пошел. Губы вытер, они как чужие — онемели. А он все смотрит, взглядом облапал всего.
— Ну, — спрашивает, — как тебе показалось? Тяжело?
Я только кивнул и начал его из комбеза выпутывать. Там, оказывается, потянуть так надо, и ткань расходится, он показал. Сидит, жмурится, кот несытый.
— Тяжело, — чистую правду говорю, — но легче, чем дальше будет.
И в пах ему целюсь, уже отстреляться да пойти помыться. Вранье это было про еду, вот спать, это да. Я сам удивился, вроде и времени всего ничего прошло, и не камни таскал, а устал ужасно, глаза слипались. Док меня по волосам погладил, в морду заглянул.
— Погоди с этим, — вроде как запретил, а у самого торчит до подбородка. — Я трахаться с душой люблю.
И ведь не соврал. И любил, и с душой. И пока все мозги не выебет, не успокоится. Вот и мечтать глупо, а как бы хорошо было, если б сейчас дверь открыл и вытащил меня отсюда…
На колени меня посадил, погладил всего, целоваться полез. Я в сперме чужой, но ему она не мешала, а вроде как наоборот. Все слизал, вроде всего-то целует, а такое чувство, будто уже трахает, да не просто напряг скинуть, а чтобы я из кожи вылез и сам напрягся. Что значит опыт и язык без костей, меня даже трясти стало, я в плечи ему вцепился, подбородок лизнул. Док смеется.
— Еще так, умница моя.
Да не проблема, еще так еще. И пахнет от него медицинским запахом таким, холодно и заводит, и кадык, если зубами хватанешь, смешно так дергается. И глаза док щурит. И руками лезет во все места. Я до него и не знал, что спина — такое место подлое, и если потрогают, то все, пиши пропало, лужей растекаюсь, делайте что хотите, только чешите дальше. Док и чесал, я точно что в звереныша обернулся, аж стонал и ногами дергал. Ногам тоже досталось потом, кстати. Их доктор по косточкам от пальцев до задницы разобрал и на место поставил, так мне показалось. Извращенец чертов.
— Доктор Ро, — неловко, страх, — вроде это я вас ублажать должен?
Намекаю типа, что когда мне шкаф под два с лихуем метра коленки щупает, да все выше подбирается, я нервничаю немного.
— Лемуреееееныш, — тянет блаженно, и глупое сделал. Наклонился и живот мне лижет. Меня аж передернуло всего от смеха и щекотки, и то и другое дурацкое донельзя, глупость — а приятно, и странно, прямо из кожи выпрыгнул бы и со стыда сгорел. — Тебе со мной часто придется, привыкай, как мне нравится.
— Привыкну, — обещаю, ладошкой ему по груди провел и за член взялся. Щурится. Док, не член. Хотя и док хуй тот еще. С винтом. Облапал он меня и дал, наконец, в рот, я сам уже тянулся, не терпелось так, и у самого такое творится… выспался же, пожрать дали, впятером вытрахали, я только о том и думал, что док уйдет, я подрочу хоть по свободе. А он мне то даст, то отнимет, блестящий такой, по губам поводит, снова даст, как леденцом дразнит. Потом уже и отнимать перестал, я работаю, дышать успеваю через раз, попробовал весь забрать, подавился, чуть не задохнулся.
— Надгортанник расслабь, — говорит док. Я на него глаза выпучил. Я даже слов таких не знал. До него дошло, засмеялся. — Горло. Расслабь, не тычь себе в заднюю стенку глотки, а осторожно по корню языка веди вниз, понял?
Ни хрена я не понял, методом тыка приноровился, идею опробовал. Ничего, и вправду так легче, не тошнит, озноб не колотит. И док стонет, я испугался даже, громкий он, а уж несет такое, уши в трубку.
— Губки сладкие, — бормочет. — Работай, золотко мое, сделай дяде Ро приятное. Вот так, да, бери поглубже, да… проглотишь сейчас, проглотишь же?
Блядь, а куда деваться? Я замычал, мол, будьте спокойны, доктор Ро, условия контракта не стерлись из моей юной памяти. Он и кончил от этого, затрясся весь, таким матом завернул, я не запомнил даже. И за волосы, я даже привыкать стал, что полоски мои им покою не дают.
— Лапушка ты моя, — вот же ж слова какие знает, остальные молчком больше, а этот чуть ли не пуськой пушистой обзывается, — лежи, отдыхай, подрочи только, чтоб я видел.
У меня чуть не упало все. Кровь в лицо бросилась потому что. Одно дело когда ты кому-то делаешь, работа и все такое. А себе… это свое и личное вообще-то.
Но пришлось. Я на матрас откинулся, ноги расставил, глаза закрыл и любимое представил: блондинку такую охеренную, сиськи размера шестого, и она между ними берет, губки накрашенные такие, подсмотрел однажды в порнушке, мы с парнями в самоволку ходили в город, отец Бранни на говно потом изошел, но девочка в голове застряла прочно. А тут никак. Обидно даже. Ну губки. Ну сиськи. Скучища. Когда попробуешь вживую, тетки всякие как-то в убедительности теряют. Прямо даже думается невольно — а ей-то каково? О чем в процессе думает? Чтоб поскорее кончили, денег дали и покурить.
— Никак? — вздыхает док. И рядом улегся, к себе повернул, — Ничего, мелкий, это от избытка впечатлений. Глаза не закрывай.
И впялился в меня, ладонью накрыл, повел. И меня за этой рукой повело, какие уж там блондинки, рука сильная, твердая, кожа мягкая, прохладная, пальцы все-все умеют, док еще большой облизал и подушечкой по головке кругами, меня заколотило всего. И в глаза смотрит, а я не его вижу, а всех их пятерых. Пять билетов до Геи, блин. И капитан с его этим чудовищем, и братики, и Тань этот себе на уме, и я сам не заметил, как стонать начал и башкой по подушке мотать, а док меня прихватил, ногой мою ногу прижал, и все дрочит, мастер ручной работы, мне учиться и учиться, на кой фиг я им сдался, когда такой в команде есть?
Тут я и кончил. Док мне на живот все это дело вылил, втер, в губы чмокнул и отбыл, довольный, как слон. На пороге только оглянулся.
@темы: моб